Обрядовые песни
Обрядовые песни, по сравнению с эпическими, в своих истоках восходят к еще более древнему периоду. В текстах обрядовых песен просматривается тесная связь с древней языческой стариной. Вместе с тем, напевы многих обрядовых песен по своей мелодике и ладовой структуре нередко являются остатками архаических музыкальных структур. Обрядовые песни можно разделить на «сезонные» или «календарные» (колядки, веснянки и др.) и обрядовые - бытовые (свадебные причеты и песни, похоронные плачи и т.д.).
С древнеязыческим мировосприятием связан и один из основных поэтических приемов, характеризующий русскую народную песню и особенно полно проявившейся в обрядовых, а также лирических- «протяжных» песнях.
Мы имеем в виду так называемый психологический параллелизм. Под этим термином подразумевается широко использованный в народной лирике прием сравнений (метафор), заимствованных из явлений природы, окружающей русского крестьянина: из мира птиц, зверей, растений, водной стихии и т.д. Так, девушки сравниваются с белыми лебедушками, молодец - с ястребом, соколом или горностаем; замужняя женщина - с утушкой серой; муж - с сизым селезнем; нежданные гости - с внезапно повеявшим ветром; вдова и сирота - с горькой кукушечкой; тоскующая женщина - с вытоптанной травушкой, со срубленной сосенкой. Калина-малина, красная смородина - символы девушки-невесты. Завядшие цветики, поникшие ветви деревьев, замутившаяся вода реки - олицетворение горя, печали.
Корни этого художественного приема лежат в первобытных представлениях древних славян, одухотворявших силы и явления природы.
Среди дошедших до нашего времени обрядовых песен особый интерес представляют так называемые «календарные» или «сезонные» песни, тесно связанные с циклом земледельческих полевых работ. Сюда относятся «колядные», «масленичные», «пахотные», «русальные» и другие песни седой старины, языческой религии, с ее так называемым аграрным (земледельческим) культом почитания земли и солнца. Нетрудно заметить, что большинство народных обрядов древнего языческого культа было связано с основными повторными моментами движения земли вокруг солнца: с зимним и летним солнцестоянием, весенним и осенним равноденствием.
Древние обрядовые песни дошли до нас, однако, в сильно измененном виде. Немалую роль в этом сыграла церковь, которая в своей упорной борьбе с язычеством старалась приспособить старые народные обычаи к своим церковным праздникам. Благодаря этому возникло столь характерное для русского крестьянства «двоеверие», причудливо сочетавшее христианские обряды с остатками древней языческой старины.
«Календарные» обрядовые песни ярко характеризуют мировоззрение и психологию крестьянина старой Руси, с его постоянными заботами и тревожными думами о будущем урожае. Обрядовый цикл таких песен открывается колядками, с их традиционными пожеланиями всяческого хозяйственного благополучия в связи с наступающим Новым годом.
Пришла коляда
Накануне Рождества,
Дайте коровку,
Маслену головку.
А дай бог тому,
Кто в этом дому.
Ему рожь густа
Рожь ужиниста:
Ему с колоса осьмина
Из зерна ему коврига,
Из полузерна пирог ...
С думами о приближающихся весенних полевых работах связаны «заклинательные» обряды «проводов масленицы», сопровождавшиеся традиционным сжиганием соломенного чучела. Широкое распространение имел старинный обряд «выкликания весны», заключающееся в распевании девушками на утренней заре традиционных «веснянок» на скорый приход весны. Весенние хороводы, длившиеся семь недель, «семицкие», «троицкие» и «русальные» песни и, наконец, древнеязыческий праздник Ивана-Купалы, с его поэтическими обычаями разжигания костров, наряжания чучела и т.п., замыкали весенний обрядовый цикл.
Летние полевые работы, страдная пора нашли свое отражение в «жнивных» песнях, сопровождавших обряды «зажинок» и «дожинок» (распространенных в областях, граничивших с Белоруссией и Украиной). Особенно интересны так называемые «дожиночные» песни, связанные с праздником урожая и обрядовым почитанием последнего снопа, украшаемого цветами и приносимого с песнями домой или к хозяевам, - если работа носила характер общественных «помочей» или барщины. Именно такой обряд воспроизведен П.И. Чайковским в его опере «Евгений Онегин».
Помимо узловых моментов земледельческого года, обрядовая песня сопровождала также ряд других важнейших событий в жизни и быту русского крестьянства и прежде всего - свадьбу. Свадебные песни представляют один из самых замечательных видов русского фольклора. Довольно значительная часть их, повествующая о горькой доле женщины, примыкает к песням лирическим («протяжным»), другая - «причетам», о которых будет сказано ниже.
Старинная русская крестьянская свадьба представляла собой сложный обряд, длящийся несколько дней и называемый в народе «свадебной игрой». Такая «свадебная игра» обычно содержала в себе несколько десятков традиционных обрядовых песен и причетов, являясь своеобразным театрализованным действом, в котором, помимо молодёжных хоров, принимали участие также специально приглашённые «плакальщицы» и «дружка» или «сватушка», а в более давние времена и скоморохи.
Началом свадебного обряда являлись «сговорки» (иногда им предшествуют еще «смотрины»), сопровождающиеся традиционными причитаниями невесты. В том случае, если невеста не умела причитать, - от ее лица выступала профессионалка-плакальщица. Накануне свадьбе проходил девишник, когда к невесте в последний раз перед выданьем сходились подруги и родные.
Причет являлся самостоятельной разновидностью бытовой обрядовой поэзии. Кроме свадьбы, традиционными «причитаниями» и «заплачками» сопровождались события крестьянской жизни, связанные с горем, несчастьем: таковыми являлись проводы рекрута и похороны. По своему происхождению похоронные «плачи», «причеты» связаны с глубочайшей древностью. Исполнялись они своего рода профессионалками, называемыми в народе «плачеями», «причитальщицами» и «вопленицами».
«Плачи» и «причитания» - рекрутские и похоронные являлись тем родом музыкального народного творчества, в котором с наибольшей силой выражались моменты обличительные, связанные с бесправным положением русского крестьянства.
Вот один из отрывков из «завоенного» плача:
Еще слушай же, родитель, моя матушка,
И как вешние ручьи да разливаются,
И так у нас да горьки слезы проливаются.
И на ученьице, родитель, на мученьице,
И уж бьют да нас, победных, без повинности,
И до ран да бьют, родитель, до кровавыих,
И до умертвия победных бьют головушек.
И скрозь строй гонят бесчастных нас солдатушков.
... И тут падаем от побоев о сыру землю...
Текст и мелодия представляют в русском народном песнетворчестве единое органическое целое. Справедливо отмечали собиратели песен, что «для народного певца текст немыслим без напева, а напев без текста». В первую очередь это относится к древнейшим жанрам: эпическим сказам, старинам, причетам и плачам, в своей основе связанным с речевыми интонациями разговорной речи. Напевы героических былин «киевского цикла», а также похоронных причитаний в сущности не являются мелодиями в собственном смысле этого слова. Мелодической основой причетов и плачей служила обычно короткая характерная попевка. Многократное повторение таких попевок - всхлипываний, родящихся из интонаций взволнованной человеческой речи, составляли характерную особенность причитальных напевов, полуречитативного склада достаточно неопределенных в ритмическом отношений.
